Имя Евгения Петросяна стало почти нарицательным. Многие шутки и истории давно стали «народными» анекдотами, да и сама фигура Петросяна неизменно привлекает внимание, становясь центром сближения ревнителей классического жанра эстрадного юмора и последователей проамериканской скетчевой традиции в стиле «Камеди клуб». Говоря на разных языках, следуя разным образцам и идеалам, и те и другие сходятся в общей точке «Петросян», присваивая ей диаметрально противоположные значения. О нем охотно и много пишет пресса, периодически обсуждая тот или иной желтый слух, однако интервью и собственных комментариев артист практически не дает. Все равно, мол, переврут, да и время тратить жаль. Действительно, встроить беседу в напряженный график, занятый работой с собственным уникальным архивом, подготовкой новых телепрограмм, работой с артистами своего театра, исследовательской работой,  оказалось непросто. В многообразии дел и проектов Петросян предстает в разных качествах и амплуа. Разговор о проблемах эстрадного жанра и современном телевидении глазами юмориста получился с Петросяном-исследователем и аналитиком, хотя артистическая и юмористическая сущности нет-нет, да и проскальзывали в серьезном разговоре, наполняя его шармом и тонкой иронией.   

У Вас большая коллекция редких записей эстрадных номеров прошлого. Как вы начали собирать свой архив?
— Я сидел ночью в Останкино, монтировал свою программу, и мне в качестве «мастера» (пустой пленки, на которую записывается передача), принесли какую-то кассету, на которой до этого уже что-то было записано. Я решил взглянуть, что там было, и обнаружил свой прошлый спектакль.  С этого фактически началась работа по сбору записей. Когда я понял, что этот материал просто безвозвратно пропадет, его надо спасать. Тогда не существовало отлаженной, работающей системы по сохранению фондов. Есть очень хорошие артисты, записей которых не осталось вовсе.

Зритель может приобщиться хотя бы к малой части собранных Вами редких записей через «Смехопанораму».  Сегодня такой телеформат – «познавательное + развлекательное» становится все более популярным. Вы продолжаете работать над новыми выпусками передачи?
 — «Смехопанорама» это журнал про юмористический жанр. Мы обозреваем прошлое, настоящие и будущее. Нам важно, как познакомить зрителя с именами классиков жанра, так и рассказать о том, что происходит сегодня. В свое время «Смехопанорама» открывала очень многие имена —  и Макса Галкина, и Сергея Дроботенко, и Александра Морозова, и … практически все «Кривое зеркало». Находясь все время в поиске, я знаю какие имена безвозвратно утеряны для зрителя. В последние годы «Смехопанарама» находится в состоянии закрытого веера – она существует в эфире, но еще очень многие грани можно раскрыть. Сейчас она идет в воскресенье в 9 утра, когда многие еще спят. Это происходит потому, что в этом сезоне очень активно шла программа «Кривое зеркало», другое мое детище. Но передача живет, и артисты всегда с удовольствием принимают в ней участие, понимая, что собираемый архив будет сохранен, осмыслен.

Помимо телевизионных проектов, Вы продолжаете активно выступать с «живыми» концертами-спектаклями. Изменился ли в последнее время зритель, воспитанный в ритмах быстрой смены сюжетов, рекламных отбивок и коротких шуток? Готов ли он воспринимать двухчасовой спектакль?
— На моих концертах Вы можете встретить людей самого разного возраста и среди них немало молодежи. За прошедшие годы изменился не только зритель, изменились мы все, во всем. Наши дети уже не знают каких-то проблем нашего поколения, например дефицита, но у них существуют свои, не менее острые. Не изменилось только одно – смех в зрительном зале. Он для меня как индикатор. Живое общение со зрителем очень отличается от работы на телевидении – это игра биотоков, обмен энергией. Слова, мимика, интонации воспринимаются совсем по-другому. Когда только появился кинематограф – театру предрекали гибель, как только  появлялось телевидение – опять заговорили о смерти театра, но он продолжает жить. Театр – это живой разговор сердец, театр всегда будет театром.

В ходе спектакля Вы общаетесь со зрителем, вовлекая его в действо, или придерживаетесь скорее принципа Станиславского, как бы создавая прозрачную стену между сценой и залом?
— Когда-то я имел честь переносить положения системы Станиславского на эстраду, что вызвало очень положительные оценки, в частности у Олега Николаевича Ефремова. Разница между актером драматического театра и артистом эстрады есть – и она именно в существовании четвертой стены. Ее быть не должно, необходимо постоянное взаимодействие с залом. Поэтому мы работаем по своей системе, которая сочетает в себе как принципы системы Станиславского, так и какие-то характерные жанровые приемы и особенности, например гротеск. Осмысление этих проблем подробно представлено в моей книге «Хочу в артисты».

Что сегодня происходит с эстрадой? Применимо ли это слово к современным формам или это уже историческое понятие? Как встраивается юмористический жанр в современный шоу-бизнес?
— Помимо юмористики есть еще оригинальный жанр, и музыкальные номера тоже остались на эстраде. Молодежь часто называет эстрадой современную популярную музыку, ту которую у нас еще принято называть «шоу-бизнес». Хотя на самом деле – это «бизнес-шоу», там на первом месте стоят деньги, а не искусство. Я категорически против определения «шоу-бизнес» применительно к эстраде. Сейчас телеканалы поняли, что юмор – это рейтинг, и тиражируют его примерно в пять-десять раз больше, чем надо. А этот жанр не может давать столько нового, в этом его трудность. Артистов эстрады не может быть много. Это штучный товар, в отличие от певцов, которых плодят такие проекты как «Фабрика звезд». Рождение каждого автора и исполнителя в юморе – это событие, результат длительного созидательного процесса, поэтому когда артист переключается на «бизнес-шоу» он зачастую перестает быть юмористом. Он может быть ведущим телевизионной передачи, исполнителем песен, исполнителем своего номера, но он перестает быть в творческом поиске, работе. Так шоу-бизнес увел у нас несколько хороших артистов. А излишнее тиражирование – это особый разговор. Канал Россия выходит с юмористической программой в пятницу в девять вечера. Эта традиция была установлена очень давно, тут же ТВЦ подстроилось – ровно в 21 час они начинают с теми же артистами показать свою передачу. Чем они руководствуются? Не понимаю. Это же приводит к раздражению по отношению к артистам. В народе принято считать, что это мы сами себя показываем, а не нас начальство ставит в сетку. Мы мол сами лезем в эфир, чтобы заработать побольше денег (а в нашей стране – хотеть больше заработать – по мнению многих, это, по-прежнему, криминал, хотя каждый хочет сам заработать больше). Телевидение не платит артистам за тиражирование. За участие в программе зачастую тоже не платят, хотя иногда все же перечисляют что-то символическое. А вот за бесконечное количество повторов никто из артистов не получает деньги. И этого никогда не было. Вот у меня приятель уехал много лет назад в Америку и снялся там в одном фильме, сказал одну фразу – и уже 20 лет ему приходят отчисления от каждого показа фильма. А у нас Народные артисты на пенсии голодают, хотя их показывают по телевидению. Это не  нормально.

Сейчас на телевидении идет много юмористических программ, рассчитанных на самую разную аудиторию. На Ваш взгляд такое разнообразие свидетельствует о стабилизации жизни, и готовности людей чаще улыбаться, или наоборот говорит о проблемах, от которых люди закрываются смехом?
— Я думаю, тут нет однозначного ответа. Для того, чтобы говорить о причинах смеха, надо посмотреть внимательней на содержание шуток. Во времена застоя в юморе было иносказание. Мы вторым планом доносили какие-то смыслы, а иногда зритель сам их достраивал, угадывал, даже изобретал и очень этому радовался. Смеялись не только над тем что говорилось, но и над недоговоренным, многие вещи выражали в баснях, иносказаниях, но все их понимали. В перестройку юмористика на эстраде была самой острой, это была сатира, близкая к публицистике.  Мы первыми заговорили о генеральном секретаре, о Ленине, о коммунистах. Мы говорили на все темы. Если вы сейчас посмотрите эти пленки, будете очень удивлены, если не сказать больше. Потом в 1992 году у народа наступил шок. Деньги рухнули, продуктов нет, зарплата маленькая. Единственные вопросы: «как выжить?» и «выживу ли я?». Это очень серьезное положение. И тогда я понял, что надо смешить, развлекать, подбодрить. Этот период шел несколько лет. Потом где-то в 95-ом шок у народа прошел и опять политика засверкала всеми гранями на телевидении, спасибо Ельцину. Мы были очень острыми, мы говорили пофамильно, говорили самые невероятные вещи. Я, как эстрадовед, могу вас заверить, что за всю свою историю сатира не добиралась до таких высот. А вот в самом конце 90-х я понял, что надо дать отдохнуть от политики, люди уже и так поняли что к чему.  Нас должны волновать человеческие взаимоотношения, как в любой нормальной стране. Человеческая судьба, характеры, и прежде всего взаимоотношения в семье. В 1999 году я выпустил спектакль «Семейные радости». Ну а сейчас снова наступила пора иносказаний. Я вас поздравляю. Говорить аллюзиями сложно и требует определенного мастерства, поэтому многие прячутся, не умея «иносказать», за простейший юмор, не требующий особого таланта – это юмор на сексуальные темы, грубости, оскорбления и прочие радости циничных людей. Мне очень жаль, что молодые часто пользуются этими приемами, не обладая более сложными.

Уровень шуток, произносимых с экрана, иногда оставляет желать лучшего. Как Вы относитесь к возможности какого-то отбора, введения цензуры, того о чем сегодня много говорят?
— Если будут созданы какие-то советы, непременно начнется вкусовщина и перебор. Юмор – это вообще дело субъективное. Вот этот артист вам нравится и его шутки смешны, а этот раздражает. Ну, так не надо смотреть то, что вам не нравится. На мой взгляд, необходим какой-то закон о том, что с экрана нельзя материться, например. Это за пределами нормальных человеческих взаимоотношений и решать эту проблему надо не путем создания комиссий, а путем воспитания. Любое воспитание предполагает какие-то нравственные запрещения. Молодые видят в этом свободу – нравов, высказываний. Но это не свобода. Если можно ругаться в общественном месте, значит можно унижать другого человека, можно и нахамить, подраться, и изнасиловать, и украсть, и убить. Это путь в никуда, с моей точки зрения.

Сегодня роль ведущего концерта очень важна. Часто мероприятия ведут известные певцы, шоумены. Можно ли назвать их конферансье, или они работают в каком-то другом жанре?
-Я бы не стал называть их конферансье. Порой концерты ведут даже не профессионалы в этом деле, а просто какие-то красивые женщины, так – для красивой картинки. Они не знают законов жанра, делают много ошибок. Это скорее подражание не конферансье, а актерам, которые ведут церемонию вручения «Оскара».

В таком случае, в чем особенность жанра конферанса. Разве это не объявление номеров с небольшими шутками-вставками?
— Конферансье – это, прежде всего, хозяин концерта. Вы гости, а он вас угощает. Он рассказывает об артистах, и должен донести максимум информации, обыграть, поставить в правильный контекст номер. В зале всегда может что-то произойти – он уладит, что-то случится на сцене – он обыграет, артист опаздывает – он заполнит паузу. Конферансье всегда в гуще событий, он остроумный человек, который реагирует на все происходящее. Он может что-то спросить у вас и вы выкрикните в ответ. Конферанс предполагает обязательное общение с залом. Интерактивность – это не изобретения сегодняшнего дня, на эстраде это было давно и называлось импровизацией. До 20-х годов этот жанр очень активно развивался, но потом советская власть прикрыла его. Конферанс остался, а импровизацию запретили. Уточним терминологию: конферансье – это артист, ведущий концерт, конферанс – это жанр, в другом случае – текст для конферансье. Многие путают эти два родственных слова.

Вы много работаете с начинающими молодыми артистами. Можно ли «воспитать»  чувство юмора или это врожденное качество?
-Любой талант требует обрамления, школы. Музыканту требуется правильная постановка рук, учеба, репетиции. И наше дело требует учебы, постоянных упражнений. Обязательно надо изучать историю жанра, понимать, что уже было, что приносило артистам успех, а что – провал. Надо учиться видеть ошибки и исправлять их в работе. Ведь в подаче материала важна каждая деталь – как не переиграть лицом, где сделать паузу, какой ритм взять. Я могу рассказывать шутку долго, а вы ее уже поняли, я только сделал паузу перед решающим словом, а вам уже неинтересно, вы уже разгадали, улыбнулись. Зритель диктует нам допустимое время, ритм. В центре любого исполнительского таланта должны стоять нравственные понятия о том, что этично, а что нет, по отношению к зрителю, к коллегам. Конечно, этому надо учиться. Но изначально необходимы определенные способности, актерские задатки, внешность, обаяние. И чувство юмора необходимо врожденное, хотя его можно развить, обогатить. А самый главный секрет успеха  – влюбленность в свою профессию.

Вы сами занимаетесь и режиссурой и монтажом, отсматриваете номера, перегоняете видео, работаете с архивами. Вместе с тем, молодые специалисты все чаще предпочитают уходить от такого универсализма, стремясь стать профессионалами в какой-то отдельно взятой узкой области. Как вы относитесь к подобной тенденции? Какой подход, на Ваш взгляд, предпочтительнее для молодого работника телевидения?
— Сейчас молодые часто стремятся к результату раньше времени, потому становятся узкими специалистами, чтобы успеть заработать здесь и сейчас. Всем хочется сразу же добиться признания, затратив на это как можно меньше сил. Если узкая специализация востребована в таком узком виде и тебе именно это интересно, и есть перспектива, что спрос именно на твою специализацию будет долгие годы – тогда возможно и есть смысл останавливаться на узком профиле. Но такие совпадения ведь бывают совсем не часто. Это не значит, что надо разбрасываться. Меня часто спрашивают – как Вы не устаете, занимаясь таким количеством разных дел одновременно? А не устаю я именно потому, что деятельность очень разнообразна.  При этом все мои дела проходят в одном русле, подчинены одному делу, которому я посвятил всю жизнь. Это и исполнительская работа, и режиссерская (я по образованию режиссер), и писательство, и даже мое библиофильство. Я подхожу к профессии всесторонне и считаю, что такой путь может дать больше. Но тут уж каждому свое.

В интернете немало сайтов, где можно найти свежие анекдоты, шутки, истории. Пользуетесь в работе этим материалом?
— Еще до появления интернета у нас в театре были «корреспонденты смешного» – люди, присылавшие интересные, веселые, необычные истории со всего русскоязычного мира.  Они уже приблизительно знают,  что может быть мне интересно, а что нет. Рыскать просто по интернету в поисках смешного – это все равно, что искать иголку в стоге сена. Опираясь только на интернет, вы не  сможете составить картину современного состояния юмора. Там много похабного, грубого. А кроме того, там очень много искажений: беспардонно меняются авторы под афоризмами, мне больно не только за автора, но и за культуру. Постоянно идет совершенно неконтролируемое нарушение авторских прав. Например, человек побывал у меня на концерте, запомнил из ста шуток десять, пришел домой и поместил их в интернете, не упомянув ни автора, ни исполнителя. Попадая таким образом в интернет, шутка становится ничейной. Ее может взять себе любой исполнитель, присвоить любой автор. Это создает массу неудобств. В интернете не знают этики, авторства, и многих других норм общения и морали. Это очень грустно.

Действительно, проблема приписывания себе чужих слов, приписывания Вам чужих слов стоит достаточно  остро. Я имею в виду не только нарушение авторских прав, но и статьи в желтой прессе. Юморист может и должен относиться к таким вещам с юмором или необходимо как-то бороться?
— Сильный человек будет относиться к этому с юмором, а слабый будет занудствовать. Практика воровства шуток существовала еще в советское время, до появления интернета. Конечно, не главные мэтры жанра, но второсортные артисты второго-третьего эшелона не пренебрегали присвоением шуток и даже целых номеров. Мой репертуар на протяжении нескольких десятков лет исполнялся доброй половиной артистов советской эстрады! Я относился к этому снисходительно. А как еще? Это все равно, что плохая погода. Можно переживать, а можно раскрыть зонт и идти вперед. Мои сильные авторы, такие как Аркадий Хайт, Михаил Задорнов говорили, мол, ничего, еще что-нибудь придумаем. И придумывали. И многие наши шутки, словечки, присказки уходили в народ.

Беседовала Виктория Мерзлякова
Журнал «Телецентр» №6 (31) июль-август 2008 г.