Его голос, улыбку, хитрющий взгляд знает стар и млад.

Над его шутками страна смеётся уже 36 лет.

Евгений Петросян – мастер, мэтр, академик на эстраде. Хотя сам явно скромничает…

-Какой, просите, академии? Я вообще не слишком завышенного мнения о себе и потому не чувствую себя академиком, философом, замечательным человеком. И хороших слов о собственной персоне говорить не умею. Я так – середнячок.

Хорош середнячок! Если бы у нас все были такими, до чего, интересно, дошла бы страна?

Петросян: Обхохотались бы – это уж точно.  

Вы родились в Баку, в ваших жилах течёт армянская кровь, жена – наполовину украинка, живёте в Москве… Вы чувствуете себя гражданином мира?

П.: На Западе нас всех называют русскими, и это правильно. Я себя чувствую гражданином русскоязычного мира, по своему воспитанию, культуре, менталитету и так далее и так далее. И, к тому же, я — русский артист и выступаю для всего русскоязычного населения, какой бы национальности это население не было — и в России, и в Германии, и в Израиле, и в Америке, и во всех наших бывших союзных республиках, где я тоже часто бываю. Например, в Узбекистане меня встречают как родного артиста и кричат мне из зала: «Вы — наш!!!» Если же придётся выступать, скажем, перед американцами, надо будет изучить не только язык, но и их традиции, особенности жизни и прочее. прочее. На это уйдёт 2-3 года. Но мне некогда. Я отдаю жизнь тому миру, в котором живу.

Вы – ровесник Победы. Многие люди вашего поколения, почему-то подчёркивают одну деталь: двери домов всегда были открыты и ключи лежали на самом видном месте. Это что, примета времени?

П.: Что-то я такого не помню. Баку был тогда очень многонациональным городом, ничем не отличался от Москвы в этом смысле. Но заходи, бери, что хочешь, — это уж чересчур. В те времена ведь тоже мародеров хватало. Другое дело, что во время войны люди помогали друг другу – так мне родители рассказывали, во всяком случае. Сейчас тоже непростые времена, а вот такой поддержки нет. Наверное, психологически мы стали другими. В послевоенные годы люди открытыми были, душа нараспашку. И в гости в сто раз чаще ходили, читали много. Телевидения тогда не было, оно не отвлекало. У нас в Баку многие компании собирались просто в скверике. У каждой своя скамейка, своя клумба. Веселили друг друга, спорили о чём-то. Жизнь кипела, все хотели общаться, знали соседей. А сейчас мы стали замкнутыми.  

Наверное, тогда вы создали свой первый эстрадный номер?

П.: Очень может быть. Впервые с юмористической миниатюрой я вышел на сцену школы, и моими первыми зрителями стали одноклассники. Потом были гости, которые приходили к нам домой. Я не стеснялся и, когда меня просили прочитать сто-то, старался выполнить просьбу. Уже тогда знал: я артист. А артист не стесняется, он должен радовать людей. И я старался это делать.  

Это, наверное, было самое лучшее, радостное, лучезарное время?

П.: Молодость – всегда нечто светлое, оптимистическое, связанное с большими планами, надеждами. С радостью познания жизни, все многое в том возрасте делаешь впервые. И хорошо, если это доброе дело, а не наоборот. Но я не считаю, что тогда мне было лучше, чем теперь. Сейчас труднее, работы много. Тогда её было, естественно, меньше. Хотя тратить время в молодости – это бесхозяйственность. Свежая голова, все лучше запоминается, можно выучить лишний язык, который будет совсем нелишним. Можно больше узнать. Конечно, не могу сказать, что всё своё время я отдал полезным вещам, тем не менее ни о чём не жалею. Всегда оставался целеустремлённым человеком, старался овладеть профессией. Моложен был, чувствовал себя лучше – это верно.  

В моём представлении, Петросян молод всегда. И, честно говоря, странно видеть вашу седину…

П.: Юлия Друнина, по-моему, писала, что седины надо заслужить. А мужчину они тем более красят. Я уж не знаю, как в моём случае. Вообще, седин не нужно стесняться, и не стоит красить волосы, абы скрыть их.

Как появился артист Евгений Петросян, мы выяснили. А как родился творческий и семейный дуэт с Еленой Степаненко?

П.: Лена стала актрисой моего театра в 1979 году. Мы тогда набирали коллектив, просмотрели человек сто. И она прошла по конкурсу. А поженились мы гораздо  позже, так что блата здесь нет. Наоборот, сначала выдержала строгий отбор, а потом по блату вышла за меня замуж.

Елена: Естественно, я даже не думала, что Евгений Ваганович станет моим мужем. Я не была с ним знакома, хотя и видела по телевизору. Пришла на просмотр, волновалась, конечно. Начинающей актрисе очень хотелось попасть в коллектив к мастеру, выступать с ним в одном эстрадном спектакле.

Евгений Ваганович, а вы помните первое впечатление от встречи с Еленой?

П.: А у меня такого впечатления и не было. Лену взял Аркадий Хайт – наш главный в ту пору автор. У нас не было любви с первого взгляда. Мы оставались сотрудниками, коллегами шесть лет, а потом обратили друг на друга внимание.

Е.: Поначалу нас объединяла только актёрская, творческая дружба. Между нами совершенно не было никакой влюблённости. Это чувство возникло лишь спустя годы. Так получилось.  

Евгений Ваганович, легко ли быть руководителем театра, в котором работает собственная жена?

П.:  Когда не умеешь руководить, тогда и трудно. У меня, например, это плохо получается, так что мне нелегко.

Е.: А мне легко работать под началом собственного мужа, потому что я его люблю. Если есть любовь, тогда всё легко.

П.: Иногда Лене хочется со мной поспорить на репетиции. Конечно, я это допускаю. Но порой она спорит не как актриса, а как жена, что я всячески пресекаю. Здесь блата быть не может.

Е.: Евгений Ваганович всегда говорит: на работу нужно забывать, что я жена. Правда, иногда эмоции захлёстывают, но мне удаётся их побеждать. По-моему, домашние дела нужно оставлять за сценой. И наоборот.

Не переходят ли творческие проблемы в семью?

П.: Кому-то, может быть, это и мешает, но мы приспособились. У нас все подчинено моей работе, и Лена даже принесла в жертву свою карьеру. Могла бы выступать с сольными концертами, сниматься в кино. Кстати, она снималась в фильмах «Мышеловка» по Агате Кристи и в «Самоубийце». Но от большинства предложений отказалась. Ведь этим нужно заниматься всерьёз, бросить наш театр, бросить меня – естественно, в творческом смысле. Она так не захотела. Причём однажды отказала очень смешно: моему мужу, дескать, не понравился сценарий. Я ей устроил скандал, поскольку никакого сценария не видел. Люди же на меня обиделись и до сих пор, наверное, дуются. 

Е.: Дело в том, что мне нравится в этом театре, я знаю своё дело, люблю его. Для нас театр и жизнь – единое целое. И одно от другого неотделимо.

А вы можете назвать себя богатыми людьми?

П.: Наше богатство – это миллиарды улыбок. Вот настоящее сокровище. Конечно, я богаче простого инженера, но в сравнении с коллегами на Западе – нищий. Ведь мало того, что слухи о наших гонорарах явно преувеличены. Эту сумму надо уменьшить раз в десять, а потом вычесть из неё ещё все расходы – зарплата сотрудникам, плату за аренду и многое другое.

Наблюдаю сейчас за вами и ловлю себя на мысли: Петросян почти всю жизнь прожил в Москве, но темперамент-то кавказский сохранился…

П.: А куда же его денешь-то? Вспыльчивый я, конечно. Вспыхну, а потом жалею, что на кого-то накричал или стукнул кулаком по столу.

Евгений Ваганович, ваша дочь Викторина не хотела пойти по стопам отца, продолжить династию?

П.: Хотела, но я ей не разрешил. И сейчас, честно говоря, жалею об этом. Мне всегда казалось, что актёрские династии хороши, когда они идут по возрастающей. А если наоборот – это стыдно. Но теперь у нас на эстраде – сплошные «дети». Видимо, мои коллеги считают, что это очень счастливая профессия, раз своих отпрысков сделали артистами. На сцену пошли все кто может и кто не может. Своей Вике я это запретил. А теперь она иногда с таким юмором показывает наших знакомых… Так что, может, я просчитался.

Приходит Петросян домой – уставший после концерта. И что же он делает?

П.: Чаще всего пьёт чай. Или ещё что-то покрепче: виски, пиво. Могу почитать, могу поработать. Ведь мой рабочий день не ограничивается выступлением на сцене. Он начинается с утра и завершается ночью. Я в основном по ночам графоманией занимаюсь: пишу сценарии, книги. Но эстрадные номера не сочиняю никогда. Могу быть соавтором – на 10 процентов, на 60… Когда мы работаем с писателем, во время репетиций или на концерте появляются какие-то нужные словечки, шутки. А вот спроси, откуда это прилетело и куда улетело – не знаю. Некоторые считают, что я всё математически просчитываю, но это неправда. У меня всё построено на интуиции.

«Я смеюсь, чтобы не заплакать» — эти слова стали девизом вашей «Смехопанорамы». А в жизни смех помогает вам?

П.: Конечно, всякое случается, но мне смех в таких случаях редко помогает, ведь шутка – моя профессия. Если найду что-то весёлое, естественно, улыбнусь. Но вообще-то, в трудные моменты стараюсь философски взглянуть на жизнь. Впрочем, юмор здесь как раз и нужен.

В ваших даже самых весёлых спектаклях есть место добрым, лирическим отступлениям. Это особый творческий почерк?

П.: Это как-то само собой получается. Авторы, пишущие для меня, уже учитывают мой стиль. Найти смешное и передать его зрителям – в этом и заключается романтика моей профессии. На всю жизнь сохранил детское впечатление о том, как один дядя, Бакинский артист Аркадий Розовский, выступал на сцене. И все смеялись. Эта радость в зале, тем более после войны, была каким-то особенным нравственным показателем. Сквозь годы я пронёс в себе это чувство. И понимаю, ради чего выхожу на сцену.

Беседовал Дмитрий Злодорев.
Журнал «Домашний очаг». Июль-август 1998 г.