В «Смехопанораме» была и такая тема, как «Юмор и спорт», я пригласил на этот разговор ведущую футбольной программы радио «Надежда», которую называют «вратарь Ниночка». В миру — это журналистка Нина Седова, знаток спорта и собиратель спортивных курьезов. В частности, она нам поведала такую курьезную историю:

Одна английская фанатка собиралась посмотреть важный матч своей любимой команды, но не учла, что ей как раз в эти дни надо будет рожать. Что делать? Пошла к врачам и говорит: — Сделайте мне кесарево сечение, а то мне
потом мой сын не простит, что мы с ним такой футбол пропустили.

Врачи, конечно, пальцем вокруг виска покрутили:
— Ты,— говорят,— чего, тетка, у тебя все ли дома, какой сын, давай дуй в роддом и лежи там смирненько, пока срок не наступит.
Так что вы думаете? Достала все-таки она врача, сделали ей операцию, и молодая мамаша с недельным сынком поехала на футбол.

 

Вячеслав Войнаровский рассказывал:

В Японию приехал Большой театр. Началась первая репетиция. На сцену вышел тенор, спел первую фразу, и вдруг с колосников (небывалый для Японии случай) сорвался штанкет (железная труба, на которой висят кулисы, но, к счастью, в Японии она была сделана из легкого материала), упал вниз и ударил тенора по голове.

Стоящие рядом на сцене коллеги в ужасе подбежали к пострадавшему, кто-то аккуратно приложил руку к его голове и почувствовал, как под рукой начинает расти огромная шишка. Японцы в шоке. А тенор облегченно вздохнул: «Слава Богу, не по ноге! Я завтра на рынок собрался».

Тенор Большого театра Чекин пел в «Травиате». Начался его знаменитый выход «Налейте, налейте…» На сцене была расположена огромная лестница и балюстрадочка, на которую он красиво облокачивался и пел эту арию с фужером шампанского, В этот вечер балюстрадочку случайно не прибили. Он облокотился и вместе с ней исчез. Все услышали стук упавшего тела. Занавес медленно закрылся. Мертвая тишина — в зале, и вдруг зрители услышали какой-то стук: это забивали балюстрадочку. В партере, видимо, находился какой-то шутник, который громко сказал: «Гроб заколачивают». Начался гомерический хохот.

Через 10 минут артист (он очень удачно упал, не ушибся) вышел и опять запел арию, но при этом сделал жест, который в корне изменил ход событий: держа в одной руке бокал шампанского, другой рукой он проверил, прибита ли балюстрадочка на этот раз или нет. И вот тут началась истерика и в зале, и за кулисами. Пришлось сделать еще один перерыв.

 

Сергей Кондратьев рассказывал:

В репертуаре театра была пьеса Островского «Гроза». Как известно, в финале пьесы героиня бросается в Волгу. Местонахождение Волги в этом театре предполагалось в оркестровой яме. Естественно, там постелили матрасы, чтобы артистка при падении не покалечилась.

Когда театр выехал на гастроли в другой город, матрасы решили с собой не брать. Договорились, что местный театр найдет свои матрасы и постелет их в оркестровой яме. Местный театр матрасов не нашел и, не предупреждая приехавших артистов, вместо матрасов установил в оркестровой яме батут. 15 минут Волга не принимала Катерину.

 

Леонид Якубович рассказывал:

Как-то ранним утром я, выйдя из своей квартиры, стоял на лестничной клетке и ждал, пока поднимется лифт. Как и полагается, все лампочки в подъезде отсутствовали, было темно, неуютно и тихо. Вдруг приоткрылась дверь соседки, и я услышал шепот:

— Леонид Аркадьевич, подойдите ко мне поближе…

Я подошел. Щель была узкой, я почти ее не видел, а она продолжала шипеть:

— Вы не могли бы мне помочь. Нужно срочно вынести мусорное ведро, а я не могу, потому что я голая, вдруг кто-нибудь меня увидит в таком виде.

И для пущей убедительности она раскрыла дверь и показала, что это на самом деле так. Я понял, что я не в счет, меня просто нет на свете, поэтому я вынес ведро.

 

Конферансье Вадим Реутов рассказывал:

Гастроли в Норильске проходили в таком составе: одно отделение — композитор Алексей Рыбников, другое — Миров и Новицкий, им аккомпанировал пианист Давид Ашкенази: В течение недели они давали по пять концертов в день. А для того, чтобы артисты успевали отдохнуть, мы составили такой распорядок: первый концерт — первое отделение — Рыбников, второе отделение — Миров и « Новицкий, второй концерт — наоборот, и так далее.

Четвертый день этих напряженных гастролей, шел уже третий или четвертый концерт в этот день. Рыбников закончил свое отделение, я вышел на сцену и понял, что в голове у меня все перемешалось, я не знал, что сейчас объявить: «Антракт» либо уже «Концерт окончен». За роялем сидел Ашкенази, я повернулся к нему и спросил:

— Давид Владимирович, антракт или конец концерта?

Он, наигрывая какую-то мелодию, «на чистом глазу» ответил:

— Понятия не имею.

Но я все же вышел из этой трудной ситуации, я сказал зрителям:

— Отдыхайте, товарищи!

 

Артист Юрий Диктович рассказывал:

На концерте перед выходом на сцену певица предупредила конферансье, что будет исполнять романсы Глинки.

Она спела первый романс, но конферансье, не дождавшись последних аккордов, вышел на сцену. Певица шепнула ему:

— Не выходите слишком рано!
Конферансье кивнул и объявил:

— Глинка. Романс: «Не выходите слишком рано!»

 

Георгий Териков ещё рассказывал:

Куплетное сатирическое слово всегда имело подчас серьезное воздействие. Вот, например, Афанасий Белов в Ленинграде спел такой куплет:

Живется в зоопарке
Работникам не худо,
Одни едят за тигров,
Другие — за верблюдов;
Уборщица за львицу
Съедает все сполна,
За бегемота — сторож,
А директор — за слона.
Носорог занемог, рысь худючая,
С голодухи змея — неползучая,
Бегемоты визжат, точно свиньи,
Ну а белый медведь — синий-синий.

Директор зоопарка поднял большой городской скандал. Белов спросил его:

— А почему вы решили, что я спел именно про ваш зоопарк?

— В Ленинграде один зоопарк,— ответил директор,— и мы себя хорошо знаем.

 

Борис Брунов рассказывал:

Был я на гастролях в Англии. По-английски конферировал. Мы оказались с небольшой эстрадной группой на севере Англии, есть там такой город Конвей. Жена мэра — рыжая полная женщина, а сам мэр с длинным лицом — типичный англичанин. После концерта нас пригласили к столу. А я люблю все острое, и с этим мэром я оказался рядом за столом. Зная всего 28 английских слов, я сказал:

— Ай эм сори, гив ми пэйпер.
Он молчит. Я опять:

Экскьюз ми… паприка.

Я что-то по-французски пытался, по-немецки, тогда он обратился к жене через весь стол:

— Соня-я, а перец у нас е-есть?

***

Перед тем как рассказать историю, я объясню: в цирке существует команда «Ап», ее выкрикивают друг другу акробаты, как сигнал для синхронного исполнения сложного трюка. Так вот. Шапито. Какой-то провинциальный город, и вдруг — сообщение из Москвы: умер Брежнев. Председатель месткома в цирке собрал всю труппу и сказал:

— Уважаемые коллеги, я вынужден вам сообщить трагическое известие: ушел из жизни Леонид Ильич. Прошу всех встать.

Все встали, минута прошла, две минуты прошло, три минуты, никто не знает, что делать дальше. И тут старый акробат сказал: «Ап!» И все сели.

***

Михаил Наумович Гаркави — классик конферанса, высокого роста да еще и очень полный человек, любил, мягко говоря, приврать. Марья Владимировна Миронова говорила про него: «Если Миша сказал: «Здравствуйте», это еще нужно проверить».

Раньше, приезжая в Тбилиси, артисты ходили в старинные серные бани. Гаркави, огромный человек, разделся. Массажист, там он назывался «терщик»,— худенький, костлявый, маленький — посмотрел на фигуру Гаркави и сказал: «Это мыть нельзя».

***

В клубе «Красный богатырь» шел роскошный концерт артистов эстрады. На сцене — Набатов, Смирнов-Сокольский, Шульженко, Миров и Новицкий. И мне посчастливилось вести этот концерт вместе с Гаркави. С обращением к молодежи вышел литературный друг Николая Островского и долго рассказывал о Павке Корчагине. Когда он закончил, Гаркави вышел и сказал:

— Я очень рад, что наконец-то молодежь узнала, кто такой Олег Кошевой.

Я возразил:

— Михаил Наумович, это был Павел Корчагин.
Он ответил:

— Ну и что? У них много общего: они оба умерли.

***

Иван Семенович Козловский верил в приметы. Перед выходом на сцену, да и во время выступления у него были всегда какие-то заклинания. Я обратил внимание, что он на каждом концерте клал на рояль 20 копеек. Я спросил:

— Иван Семенович, зачем вы кладете деньги на рояль?

Он говорит:

— Боря, у меня такая привычка. Я вам расскажу: однажды на концерте, где присутствовал Сталин, я вышел на сцену в Кремле, положил 20 копеек, а они упали на пол и бортиком покатились к краю сцены. Сталин проводил взглядом монету, а за ним и весь советский народ. Я разнервничался. А когда после выступления зашел за кулисы, меня хлопнул по плечу грозный генерал Власик и сказал:

— Не волнуйтесь, Иван Семенович, мы давно обратили внимание на то, что вы с придурью.

***

В начале 50-х на правительственном концерте я должен был объявить:

«Выступает хор Свешникова. Русская народная песня «Пой, ласточка»».

А оказалось, что это не народная песня, а городская. Я этого не знал. Когда я все это сказал, ко мне за кулисами из темноты вынырнул человек в черном пиджаке и сказал:

— Здесь путать не рекомендуется.

***

Н. П. Смирнов-Сокольский был лидером артистов. Читал по тем временам довольно острые тексты. Например, он говорил: «Сатирики борятся своими средствами с взяточниками, хапугами, казнокрадами — со всеми теми, чья философия сводится к русской поговорке: «Господи, прости, в чужой дом пусти, помоги нагрести и вынести!»».

Он был влиятельным человеком и уважаемым властями, несмотря на то что против них что-то читал. Так вот, его администратора Абрама Поздняка посадили. Собрались все ведущие артисты и сказали:

— Коля, ты должен обязательно сходить в КГБ и освободить Поздняка.

Все ждут Сокольского, он возвращается печальный из этого учреждения и говорит:

— Ребята, там мне сказали: «Даже и не просите, и не ходите сюда. Поздняк дискредитировал Советскую власть».

Огромная пауза. Все молчат. Конферансье Менделевич заключает:

— Ну и барахло эта Советская власть, если Абраша Поздняк ее мог дискредитировать!

***

Был такой фокусник Шуйкевич. Во время войны он был во многих фронтовых группах, и его, как и других, награждали орденами, медалями. В очередной День Победы 9 мая Шуйкевич надел все ордена и пошел в Мосэстраду. На лестнице его встретил Сокольский и воскликнул:

— Шуйкевич, я никогда не знал, что ты спас всю Россию.

 

Борис Львович рассказывал:

Когда-то по Москве прошел слух, что в ресторане «Савой» стали делать удивительную вещь: некий человек с удивительной профессией — бармен — брал длинный стакан и наливал туда различные алкогольные напитки слоями: красный, желтый, зеленый, а сверху водочку на кончике ножа, не смешивая, и лимончик с трубочкой. Называлось все это чудным зарубежным словом — коктейль.

Алексей Денисович Дикий — замечательный актер, режиссер, громадного роста человек с роскошным голосом — заходит в этот ресторан и говорит бармену:

Коктейль… по моему рецепту.

Извините, мы не можем по-вашему: у нас утвержденный рецепт.

Я — народный артист Советского Союза, лауреат Сталинских премий — Дикий. Коктейль, как я хочу!

Бармен побежал к директору, тот переспросил:

—Что? Дикий? Сделай» как он просит, а то
все столы у нас переломает.

Бармен возвратился к Дикому и сказал:

—Пожалуйста, сделаем все, что вы скажете.

—Поставь на стол пивную кружку.

—У нас…

—Я сказал пивную кружку!

—Пожалуйста, пожалуйста.

Весь ресторан уже смотрит, что будет.

—Теперь открой бутылку водки. Налей в кружку 200 грамм. Так. И по кончику ножа, не смешивая, как у вас там положено, еще 200… Остаток плесни просто так и отойди.

Взял кружку, выпил все залпом и сказал:

—Коктейль «Дикий». Рецепт дарю.

***

Кинорежиссер Стивен Спилберг приехал в Москву. По всему миру он искал. актера для нового сценария. И вдруг случайно в картотеке «Мосфильма» он нашел подходящего. Парня привели в «Метрополь». Режиссер представился:

—Аи эм Стивен Спилберг,

—Да, да, конечно, я знаю…
Спилберг сказал помощнику:

—Переведите ему, что сценарий хороший, роль замечательная, Канны, «Оскара» — гарантирую.

Актер, не веря своему счастью:

—Да я тут… в областном театре… зайчиком…

—Переведите ему: полтора миллиона долларов его устроит?

У парня перехватило дыхание:

—Сколько? Да я… Да что вы!.. Ой, спасибо вам большое!

—Ну, если возражений нет, то в конце декабря начинаем снимать.

Тут с лица нашего актера сползла улыбка, и он твердо сказал:

—В конце декабря не могу. У меня — елки.

***

Леонид Осипович Утесов пришел в гости — к цирковому режиссеру Арнольду Григорьевичу Арнольду. Они засиделись глубоко за полночь, и гостеприимный хозяин предложил:

—Леня, уже поздно, оставайся у нас. Вот кушетка — ложись.

Утесов наотрез отказался, на том основании, что обычно на этой кушетке спала огромная Арнольдова собака.

—Я,— говорит,— ее даже днем боюсь, а ночью и вовсе она меня будет тащить за трусы, чтобы я убрался с ее законного места.

Арнольд запер собаку в чулан, Утесов улегся на кушетку и спокойно уснул. Ночью раздался страшный грохот: собака сбросила крючок, прыгнула Леониду Осиповичу на ноги и зарычала. Утесов сдавленным голосом позвал Арнольда на помощь, причем по-еврейски. Тот прибежал, прогнал собаку, потом хлопнул себя по лбу и сказал:

—Леня, мы никогда с тобой не общались на еврейском, хотя, в общем, оба из этих «местечек», но почему вдруг сейчас?

На что Утесов плачущим голосом ответил:

—А чтоб твоя дикая собака не поняла, зачем я тебя зову.

***

Друзья перевозили Фаину Георгиевну Раневскую на новую квартиру. Перевезли, выпили по рюмочке и собрались было уходить, как Раневская закричала:

—А-а! Где мои похоронные принадлежности?
Куда вы их дели? Я же старая уже, и они мне
могут понадобиться в любую минуту.

Все бросились искать: открыли шкафы, ящики, не понимая, что они ищут. Вдруг актриса торжественно заявила:

—Нашла!

Все увидели маленькую коробочку с ее орденами и медалями.

***

В нашей передаче курьезы рассказывали не только ее гости. Как известно, мы используем и старые пленки, в которых хранится великое множество выступлений артистов и писателей. И случалось так, что эти выступления были посвящены данной теме.

 

Зиновий Паперный рассказывал:

Как-то Антону Павловичу Чехову попалась на глаза злая, оскорбительная заметка в газете, где говорилось о том, что он никакой не врач, а простой ветеринар. Чехов незамедлительно ответил: «Почему автор называет меня ветеринарным врачом? Ведь я даже не лечил его…»

Михаил Булгаков пришел в редакцию, где собрались все юмористы во главе с Маяковским и сказал:

—Сейчас я работаю над пьесой и никак не могу придумать смешную фамилию для персонажа-ученого, при этом чтобы было видно, что это плохой человек.

Маяковский тут же нашелся:

—Тимирзяев.

В. Маяковский в полемике был совершенно не­победим, но единственный человек, который ставил его в тупик — был Велимир Хлебников. Как-то сидели за столом Саблин, Маяковский и Хлебников. И Саблин (герой гражданской войны, получил орден Красного Знамени с номером пять) обратился шутливо к поэтам:

—Вот, товарищи, таких, как я, всего пятеро в стране.

Маяковский тут же возразил:

—А таких, как я, вообще один.
А Хлебников задумчиво сказал:

—А таких, как я, и вовсе нет.

***

Велимир Хлебников сам избрал себе это имя. На самом деле он был Виктором. И Маяковский как-то пошутил:

—Каждый Виктор мечтает стать Гюго!
Хлебников ответил:

—А каждый Вальтер — Скоттом.

Однажды из больницы мне позвонил Светлов: — Я тут написал стихи, послушай, не начало ли это менингита.

Корней Иванович Чуковский готовился к выступлению на Втором Съезде писателей: он собирал примеры казенного языка в литературоведческих статьях — канцелярит. Потом рассказывал друзьям:

—Когда я сошел с трибуны, первый, кто ко мне бросился, был тот автор-профессор, примеры из книги которого я приводил. Я сначала испугался
и подумал: «Он мне сейчас задаст!» А профессор взволнованно пожал руку и сказал: «Благодарю вас! Здорово вы их!»

Я жил в Переделкино, рядом с дачей Корнея Ивановича Чуковского. Как-то он пригласил меня прогуляться вместе в ним в гости к Асмусам (Валентин Фердинандович Асмус — философ, специалист по античности — был соседом Корнея Ивановича). Сидим на террасе, пьем чай. Жена хозяина что-то тихо вышивает на пяльцах, и дети также бесшумно играют в углу. А Корней Иванович вообще не выносил тишины. Он подзывает к себе мальчика:

—Ты можешь крикнуть громко?
Мальчик, смущаясь, кричит.
Чуковский говорит:

—А вот смотри, как я кричу…

Он зычно крикнул на все Переделкино. Мальчику стало обидно:

—И я так могу.

—Ну, попробуй.

Тут все дети начинают дико кричать во весь голос. Тогда Корней Иванович картинно поворачивается ко мне и говорит:

—Паперный, уйдем из этого сумасшедшего дома.

***

Чуковский рассказывал мне о Куприне. Когда Александр Иванович женился на Давыдовой, это приятное событие совпало с написанием повести «Поединок». Работа заметно приостановилась, и тогда молодая жена сказала: «Так дело не пойдет…»

Она сняла для себя отдельную квартиру и выставила мужу ультиматум: «Впущу только тогда, когда принесете очередную главу повести».

Дело обстояло так: он ей звонил, она открывала дверь на цепочке, он просовывал ей очередную главу «Поединка», она знакомилась с содержанием, и если находила высоким уровень этой главы, то впускала писателя к себе. Однажды он принес главу, которую уже приносил раньше, но бдительная Давыдова тут же заметила обман и вернула рукопись со словами: «Когда будет новая глава, тогда и приходите».

Потом она подошла к окну и увидела, как Александр Иванович сидел на каменной тумбе и плакал. Она рассказывала: «Мне очень хотелось его впустить, но я думала о судьбе русской словесности!»

 

Николай Шахбазов рассказывал:

В Доме литераторов стояли и беседовали трое писателей и при этом почему-то озирались. К ним подошел четвертый и спросил шепотом:

— Вы против кого дружите?

В Сочи в санатории ВТО на поплавке артисты играли в «Преферанс». Один игрок взял пять взяток, расстроился, объявил тайм-аут и пошел купаться. Заплыл он довольно далеко и вдруг начал кричать, захлебываясь:

— Помогите! Помогите!

Несколько человек бросились в воду и поплыли к нему. А «утопающий» вдруг закричал:

— Материально!

***

Жена одного известного писателя обратилась к другой жене известного писателя с просьбой дать взаймы 500 рублей.

— Что ты! — воскликнула та,— у меня каждая тысяча на счету.

***

Известный конструктор авиационных двигателей, разговорившись в Ялте с Львом Кассилем, сказал, что многие неотложные дела не дают возможности приступить к работе над задуманной им повестью и предложил писателю соавторство. Кассиль пообещал подумать. Через несколько дней он позвонил этому конструктору и сказал:

— Вы знаете, я задумал изобрести турбовинтовой двигатель, однако, работа над романом не дает возможность приступить к расчетам. Не согласились бы вы стать моим соавтором.