Артист по своей природе — существо тонкокожее. Сегодня публика, вскормленная поп-культурой и стремлением к гламуру, сильно изменилась. Трудно вести с ней диалог?

— Я не понимаю, что такое «тонкокожее»? Если Вы имеете в виду тонкую натуру художника, которая и ориентирует его в пространстве творчества, то, безусловно, благодаря этой способности, он и должен правильно разбираться в сложившейся ситуации. Сейчас наше общество весьма дифференцировано: социально, культурно, интеллектуально, и быть интересным для всех, как я замышлял для себя когда-то, очень не просто, а, может быть, даже и невозможно. Меня выручает одно: ко мне на концерты приходят люди, как минимум любопытствующие, как максимум – интересующиеся, тем, что я делаю. Принадлежат они к гламуру или нет, я не знаю. Для меня – это мои родные зрители.

Происходит стирание грани между классической и попсовой культурой, имеет место даже синтез какой-то. Вас это не пугает?

— Теперь я не понял самого вопроса. Поэтому отвечаю. Почему вам кажется, что происходит какое-то «стирание»? У меня другое впечатление. Мировая культура существует, как данность. Она есть и все! А если кто-то, как вы говорите, ее «стирает», а точнее, выдает суррогат за истинное, а у некоторых потребителей (не могу их назвать ценителями) не хватает возможностей отличить истинное от фальшивки, безвкусицы, внешне эффектной формы без содержания, то это их проблема. Если брать во внимание эту часть людей, то, конечно, культура снижается, утрачивается… Называйте это, как хотите.

Вы — романтик от профессии, новое поколение артистов сильно отличается от Вас – представителя той (я бы сказала золотой) эстрады. Они, не лишенные таланта, относятся к профессии более рационально. Нетрудно сосуществовать в одном пространстве сцены, экрана?

— Я уверен в том, что у профессиональных артистов нынешней эстрады будут продолжатели. Обязательно найдутся энтузиасты, которые, любя и уважая зрителя, желая доставить ему удовольствие, будут познавать свою профессию, как говорится, грызть науку смешного, обретут в этом процессе благородство, понимая, что юмор, в конечном счете, – дело нравственное, и это – самое главное. Все наносное сдуется ветром, как пена. При этом хочу сказать, что если рациональный подход может привести к положительным художественным результатам, то и его не надо отметать.

Когда-то в моде было понятие — «интеллектуальный артист», потом косяком пошли «секс-символы». Какой можно подобрать к артисту эпитет сегодня?

— К разным артистам я бы подбирал и разные эпитеты, если бы… сам не был артистом, а только эстрадоведом. В моем положении это было бы не корректно.

Евгений Ваганович, на эстраде вы застали великих корифеев. Как, на Ваш взгляд, эстрада сильно изменилась с тех пор?

— Да вся жизнь изменилась с ее положительными и отрицательными сторонами. И люди изменились, и артисты изменились, и концертное дело изменилось, и телевидение изменилось. Посмотрите в «Кривом зеркале» получасовую сцену «Женское счастье» (автор Н. Коростелева). Там именно об этом идет речь. Возможно, вы сможете найти ответы на ваш вопрос.

Представим такую ситуацию: Вам нужно играть сегодня в спектакле, выходить на сцену, а у Вас просто отвратительное настроение. Как влияет Ваше эмоциональное состояние, с которым Вы выходите на сцену, на Вашу игру? Как Вы настраиваетесь на свою роль перед спектаклем? Вам необходимо на это какое-то время или Вы входите в образ прямо на сцене?

— В какой-то из моих книг об этом шла речь. Я вспоминаю, как я выступал в то время, когда дома умирала моя мама. Это два совершенно разных измерения – жизнь и сцена. Нужно уметь оставлять свои личные неприятности и беды не только за кулисами, а перед тем, как войдешь в здание театра. Да, это трудно. Если возникают такие моменты, когда артист не может справиться с этой задачей, он должен отменить свое выступление.

Премьера спектакля «Кривого Зеркала», Вы выступили только в качестве режиссера. Вам не обидно, что когда премьера, то про Вас немножко все забывают? Цветы, поклоны, все переключаются на артистов — вам не обидно?

— В данном случае, «обидно» — какое-то мелкотравчатое понятие. «Кривое зеркало» — мое детище, и мне радостно и приятно, когда его спектакли имеют успех. Этот театр задумывался так, что он не должен был стать театром какого-то одного или двух актеров. Они все разные и они все главные. Что касается меня лично, то я в нашем театре сделал огромное количество актерских работ. Может быть, не меньше, чем остальные. Я не считал. Да и стоит ли считать? Можно сделать одну работу, которая будет стоить десяти. Впрочем, я не знаю, какую премьеру Вы имеете в виду.

Премьера состоялась. Совсем недавно отгремели съёмки 3-х программ Вашего театра. Что вы чувствуете, Евгений Ваганович?

— Какую конкретно премьеру Вы имеете в виду? Если на концертной площадке, когда идет съемка, то это – не премьера, мы ведь телевизионный театр. После каждой съемки ночью я просматриваю отснятый материал. Потом начинается его длительный монтаж, озвучка и так далее. Премьера – это, когда спектакль выходит в эфир. Но в тот момент я уже ничего не чувствую, потому что я уже в другом процессе.

Несколько лет назад в гости к «Кривому Зеркалу» частенько заходили друзья-юмористы, такие как Ефим Шифрин, Максим Галкин, Михаил Задорнов. Почему они не появляются в современном «Кривом Зеркале»? С чем это связано?

— У нас дорога никому не заказана. Если захотят, пожалуйста, мы их встретим с удовольствием, с распростертыми объятиями в нашей концертной части, потому что в спектакль они влиться не смогут. А Ваш вопрос надо было бы адресовать этим артистам. Почему они не приходят в Кривое зеркало»?

Планируется ли пополнение актерского состава в «Кривом Зеркале»?

— Планируется. Я уже дал задание начать поиск талантов. Ау?

Будут ли выпускаться новые диски с программами «Кривого Зеркала»?

— Говорят, на Горбушке продаются все выпуски «Кривого зеркала». Да и в Интернете выложено все. Поэтому кто будет издавать лицензионным путем продукцию, не имеющую коммерческой перспективы.

Я знаю, что некоторые режиссеры начинают новую работу еще до того, как состоится премьера предыдущей. А у Вас как?

— А у нас не так. Мы делаем сразу несколько работ (три – четыре программы), которые входят в один цикл, то есть и это драматургическая основа, и репетиции, и съемка, и монтаж. К следующему приступаем тогда, когда предыдущий цикл бывает полностью закончен. Готовый спектакль из предыдущего цикла может не сразу выйти в эфир, а мы уже работаем над следующими.

Вы можете сформулировать, чему в человеческом смысле Вас научили репетиции, театр?

— Репетиции и театр вообще укрепляют характер, ничто так не заставляет актера проявлять настойчивость для достижения поставленной цели. Когда в начале работы артисту кажется, что из данного произведения ничего не получится, а в итоге это имеет успех, такая эволюция дорогого стоит.

Много говорят о том, что в театре, как в организации, сбиты понятия морали и существует некая странная для не театрального мира система координат. Это так? Для Вас что первично: хороший артист или хороший человек?

— Если Вы имеете в виду театральные склоки, пьянство, интриги и прочие «радости», то в «Кривом зеркале» этого не существует по той простой причине, что нам просто некогда. Когда артисты собираются на месяц и нужно отрепетировать несколько спектаклей, выучить кучу текстов, записать сотню музыкальных фонограмм, то тут не до чего другого. Что касается «плохой – хороший», то, по-моему, уже говорили на эту тему. Понятия, о которых Вы спрашиваете, взаимосвязаны. У артиста, как и у любого человека, есть свои недостатки и достоинства. Важно, чтобы они не мешали, а помогали творческому процессу. Он — всему голова!

Когда я училась в институте, нам много рассказывали про мхатовские и вахтанговские традиции, а когда мы ходили во МХАТ или в Театр Вахтангова, мы видели только или плохие или хорошие спектакли, которые ни к каким традициям отношения не имели. А возможно ли вообще, в принципе в живом театре продолжать традиции, возникшие больше пятидесяти лет назад?

— Некоторые театральные традиции имеют место быть не только по прошествии пятидесяти лет, а по прошествии двух с половиной тысячелетий. Эти традиции превратились в незыблемые театральные правила. Любой историк театра (в том числе, и я) может вам прочитать об этом лекцию.

Есть традиции частные, которые возникали в конкретном театре, и если они дороги этому театру, нужно их сохранить. Но опять же при одном условии: чтобы они помогали, а не мешали творческому процессу. Все во имя этого. Для достижения цели. А цель какая? Добиться взаимопонимания со зрителем.

Вот, например, во МХАТе была такая игра, по типу детской игры в «Замри», у самых народных – перенародных артистов, которой они забавлялись не только в жизни, но и на репетициях и чуть ли не на сцене во время спектакля. Но через некоторое время она сошла на нет. И правильно, потому что мешала.

А в театре в должности худрука театра Вы чувствуете себя свободным?

— Я руковожу творческим процессом, поэтому можно сказать, что он зависит от меня, а я, в свою очередь, зависим от него. Той разнузданной свободы, в которой вы меня подозреваете, у меня нет. Приказывать мне никто ничего не приказывает. Впрочем, я, наверное, неправ: логика – вот, кто командует. Но я бы сказал, что не командует, а подсказывает.

Как Вы работаете на два театра?

— Мы даже работаем на три театра – «Смехопанорама» — тоже своеобразный театр.

Как Вы считаете, чем современные режиссёры пытаются привлечь зрителя в театр?

— Кто чем. Но, в основном, думаю, внешней формой, за которой ничего не стоит. Преуспели в драмах и трагедиях. В комедиях удачи небольшие. Недавно я смотрел спектакль Балтийского театра (это в Петербурге, бывший театр Ленинского комсомола) спектакль под названием «Лерка». Очень грустная судьба проститутки, которая решила стать бизнесменшей. Всех родных у нее поубивали, а сама она сошла с ума. Вот, собственно, и все. Могу сказать только, что актеры очень хорошо играли, особенно, актриса, исполнявшая роль буфетчицы. Она принимала роды у Лерки прямо на вокзале. Было очень достоверно. Но ребенка, к сожалению, впоследствии тоже убили… Одним словом, «Красная Пашечка» — пародия А. Иванова. Очень похоже.

Как Вы думаете, в современной России может родиться гений?

— У нас просто страна гениев.

Юрий Петрович Любимов как-то раз сказал, что у актеров есть такая болезнь: они всегда хотят сыграть то, чего сыграть не могут. Проще говоря, комики хотят играть Гамлетов или Лиров, а трагики мечтают о комедийных персонажах. У Вас есть роли, которые Вы бы не смогли сыграть?

— Наверное, я не мог бы достоверно сыграть Дездемону — мне не хватает женственности, и я не люблю, когда меня душат. А еще я не смог бы сыграть маленькую девочку, но опять же, если только достоверно, а в гротеске – пожалуйста. Еще мне явно не подойдет амплуа героя-любовника — не по возрасту. Ну, что бы еще Вам сказать? Гамлет, конечно, из меня никудышный. Ромео тоже. В гротеске могу сыграть кого угодно. Драматическим актером мог бы быть. Киноартистом тоже. Но не произошло, таков был мой собственный выбор. Мне посчастливилось управлять судьбой.

Современный театр все чаще отдаляется от актера, становится режиссерским и строится на синтезе разных искусств. Выходит, мы возвращаемся к Константину Треплеву и к его поискам новых форм. Он с этого начинал, но в последнем действии говорит: главное, чтобы лилось из души. Как Вы считаете, пусть лучше артист стоит на сцене хоть на голове, только чтобы это было убедительно, и меня, как зрителя, тревожило или лучше сидеть с холодным носом и думать, что вот передо мной некая «новая форма»?

— Дорогой мой друг, все варианты хороши, но с одним условием: искусство должно волновать и пробуждать в человеке доброту и радость, сострадание и очищающую душу печаль. Если этого не происходит, то мне все равно, чего там больше – формы или бесноватого волнения артиста. А если это происходит, то тем более не имеет значения, какими путями достигнут этот положительный эффект. Что касается режиссерских театров, то это вовсе не примета только сегодняшнего времени. Вам так кажется, потому что вы живете сегодня и не путешествуете во времени. А Мейерхольд? А тот же Любимов?

Картинка «с выставки»: вы едете на машине, а на обочине лежит человек, может, пьяный, может, больной. Выйдете, поможете ему?

— Вопрос в пользу бедных. Вроде бы, чтобы покрасоваться перед вами, я должен сказать: «Да, я! Да, что вы! Да, конечно! Я такой! И сякой! Сейчас как выпрыгну, как выскочу – пойдут клочки по заулочкам!» Вот, где картина маслом и тем более на выставку. Я вам больше, по секрету скажу: Бетмэн – это я…

Несколько время назад театральное сообщество пыталось отстоять Дом актера, который несправедливо отбирали чиновники, в прошедшие несколько лет аналогичных ситуаций в культуре было больше. Это и смена ректора в консерватории, и «проводы на пенсию» директора Третьяковской галереи, и отставка ректора ГИТИСа, единоличный захват «Театра Эстрады» Геннадием Хазановым… Вам не кажется, что, как говорил классик, надо что-то поправить, и не только в консерватории?

— Кого поправить? Вы перечисляете вещи совершенно разнородные. По поводу Геннадия Хазанова могу сказать: он – молодец, он отстаивает свое искусство всеми доступными его таланту способами. Он имеет на это право, ведь это его театр, и только его. А что там с Домом актера и кто там не прав в Третьяковской галерее или в консерватории, я, честно говоря, не в курсе. Вы бы не намекали, а конкретно нам рассказали. Мы бы обсудили и расставили бы все по своим местам… мысленно. Вот это было бы дело.

Вы верите в случайность или считаете, что все в жизни закономерно?

— Вы случайно задали этот вопрос или закономерно? Вам я в любом случае верю. Подобных вопросов много: что раньше – яйцо или курица? Где начало и конец у палки?.. Мы с вами родились случайно или закономерно? Случайность — это внезапно появившаяся неизбежность?

Знаете, у меня в репертуаре когда-то было такое стихотворение:

Все быть может, все быть может,
Все, конечно, может быть.
Одного лишь быть не может,
То, чего не может быть…

Вы меня поняли? Я вас тоже. Вот и Вам пришел мой ответ закономерно случайно или наоборот – случайно закономерно. Правда, здорово почувствовать себя умными?..

Когда возникают сложные ситуации в работе, что вы делаете?

— Читаю «Что делать?» Чернышевского.

Какой Вы видите сегодняшнюю Россию и ее будущее?

— Я вижу сегодняшнюю Россию такой же, какой видите Вы ее, и я так же, как и многие, хочу, чтобы она была счастливой. Но, чем быстрее мы будем для этого что-то делать, а не просто разглагольствовать, тем будет для нее лучше.

В свой Театр миниатюр вы ни Путина, ни Медведева на премьеры не приглашали?

— На моих концертах бывают люди разных рангов и профессий. Среди них можно увидеть и членов правительства. Специально я никого не приглашаю.

Андрей Кончаловский описал свои браки и романы в двух томах. Вы могли бы последовать его примеру?

— Я не следую ничьему примеру. За мной иногда следуют. Что касается моих воспоминаний, то я их пишу. Это будет художественно-документальная книга о людях театра и эстрады в разные эпохи, начиная с 50-х годов прошлого века до наших дней.

Быть умным и образованным— для Вас это одно и то же?

— А что вы думаете: образование – это гарантия ума? Я знал дурака с тремя высшими образованиями. Звали его Владимир Ильич! (Не путать с Лениным. Это не шутка).

Критики объявили конец старой театральной эпохи и наступление новой. Вам интересны нынешние театральные времена?

— Я не знаю, что там объявили театральные критики, но эпохи, действительно, меняются. А вечные ценности остаются. Сейчас в искусстве существует тенденция к излишне откровенному разговору, переходящему в грубость и бесстыдство. Есть тенденция к афере: за искусство выдается бездарщина, упакованная в хорошую рекламу и не имеющая никаких оснований существовать на белом свете, при этом имеющая корыстную цель «срубить» деньги за счет ротозеев. Это должно пройти. Наши дети поумнеют и разложат все по полочкам. А настоящее искусство, пробуждающее в человеке прекрасные чувства, обязательно подскажет им, где золото, а где фольга.

Люди не хотят долго читать. Как и долго смотреть. Но почему катание на коньках они могут смотреть день и ночь — «Звезды на льду», например?!

— У музейных экскурсоводов есть такой термин — «одноклеточное внимание». Малообразованный, малокультурный человек быстро утомляется в музее, он не может долго воспринимать прекрасное или что-то интересное, потому что обращает внимание только на внешнюю сторону предмета. И тут, конечно, главная претензия может быть к нашему народному образованию, которое сейчас желает оставлять много лучшего. Можно, конечно, выделять учителя года – это, наверняка, интересные, талантливые люди, большие профессионалы, можно компьютезировать наши школы, но этого недостаточно. Самое главное – заинтересовать ученика таким образом, чтобы ему хотелось познавать. Когда ему это захочется, тогда он и начнет, как вы выразились, долго читать.

Как мастер эстрадного искусства относится к Интернету, языку «падонкаф» и молодежному сленгу?

— Я, к сожалению, не молодежь. Мой слух режет грубость и неуважение к людям. Когда блатной слэнг выдается за атрибут современного языка, у меня это может вызвать только сожаление. Я встречался с интернетчиками и убедился в том, что большинство из них люди, нахватавшиеся поверхностной информации. Именно поэтому и грубый слэнг. Но не будем весь Интернет обличать в этом, он очень многообразен. В мое время у молодежи тоже был слэнг, но он не носил агрессивного, оскорбительного характера. Люди взрослели, и в силу общей культуры, которая, несомненно, была выше, чем сейчас, расставались с этим слэнгом. Это закономерный процесс взросления во всех отношениях.

Такое «взросление» касается, как ни странно, и юмора. В студенческие годы у человека другие интересы. Круг тем для общения совершенно определенный, и, безусловно, свои студенческие проблемы. Именно в этом круге интересов поселяется их юмор. Потом люди становятся взрослыми, круг проблем и интересов расширяется: семья, работа, воспитание детей, социальные проблемы и так далее, так далее… Их юмор и его восприятие ими, естественно, меняется: они обсуждают и комментируют волнующие темы и ничего другого. Их уже не интересует вопрос, как сдать экзамен. Но меня занесло в сугубо профессиональную сферу. Как говорится, музыкой навеяло.

Ваша десятка лучших негодяев российского кино.

— Я не смотрю кино про негодяев и уж тем более их не считаю. Из тех «негодяев», которых я знаю – это Карабас-Барабас, Баба Яга, Кощей Бессмертный, состав «Комеди клаб», снявшийся в фильме с очень скромным названием «Самый лучший фильм». (Я, правда, не смотрел сам фильм, но слышал такой рассказ о том, что там происходит, что у меня волосы дыбом встали! Но, собственно, участники этого действа так себя и позиционируют: гламурный подонок и прочее). Дальше список могут продолжить Фрэди Крюгер, кукла Чакки и еще другие представители этого «радостного» списка… Вы, наверное, сможете его продолжить лучше меня, раз задали такой вопрос.

Где сейчас снимаетесь и что репетируете, где Вас можно увидеть-услышать?

— Следите за афишами… Вопрос, конечно, интересный. Вам, видимо, очень трудно заглянуть на первую страницу этого сайта и посмотреть весь план моих концертов. Сейчас я нигде не снимаюсь, я концертирую.

Работа над каким спектаклем, вам запомнилась больше всего?

— Кроме того, что это всегда для меня творческий процесс, это еще и повседневная учеба с выводами – каждый спектакль меня чему-то научил. Если же в вашем вопросе содержится желание услышать какую-то примечательную историю, то вам надо будет подождать еще несколько лет. Как я уже сказал, выйдет большая книга воспоминаний «Альбом моей памяти», где много таких рассказов.

От чего Вы устали больше всего, и что Вам придает силы для творчества?

— Силы придают, конечно, зрители, их счастливые глаза в конце концерта, их добрые слова благодарности, когда ты понимаешь, что не зря вышел на сцену, что не зря живешь на свете. Тогда хочется сделать еще и еще, чтобы люди улыбались.

А устаю я от нечестности, которой в нашей с вами жизни очень много. Могут пообещать и не сдержать слово, могут якобы забыть и не сделать порученное им дело. Могут сказать неправду, просто подставить, спровоцировать и прочее, прочее…

В нашем менталитете появился двойном стандарт: скажем, во всеуслышание говорим одно, а на самом деле поступаем по другому. Например, Ю.М.Лужков несколько раз подписывал мне различные документы, разрешающие тот или иной вопрос, а на самом деле — ничего подобного: чиновники хорошо понимали, что резолюция подписана то ли не тем цветом чернил, то ли не в той формулировке, и можно отказать.

Мое счастье, что главные вещи в моей жизни не зависят от подобного вранья.

Могли бы Вы назвать пять простых вещей, которые делают Вас счастливым?

— А почему именно пять? Давайте лучше семь! Больше – оно всегда лучше! Есть такая шутка: какое давление лучше? 100 или 200? Конечно, 200! Оно же больше!

Человека делает счастливым взаимопонимание с окружающими, а окружающих меня людей целый русскоязычный мир. И таких моментов взаимопонимания у меня бесчисленное количество. Поэтому я могу сказать смело, что счастлив. 
Что нужно уметь актеру, чтобы добиться в профессии народной любви и славы?

— Нужно добиться того же взаимопонимания. По-моему, мы уже как-то говорили на эту тему любви к профессии, к ее истории и к тем ради кого эта профессия существует – к зрителям. Без любви любви не получится.

Когда Вы поняли, что стали известным актером?

— Честно говоря, я до сих пор до конца не осведомлен по этому поводу. Это надо спрашивать у зрителя. Первый раз меня узнали на улице в 1962 году: женщина на улице Горького увидела меня: «Боже мой! Это Вы! Спасибо Вам!..» и все такое прочее… Видимо, она побывала в театре Эстрады на представлении, которое я вел «В жизни раз бывает восемнадцать лет». Тут напрашивается шутка: женщина закричала: «Я вас узнала, большое спасибо, товарищ»… и назвала другое имя.

Михаил Гаркави заметил, что актерство — своего рода шизофрения. Ваше мнение?

— Про нас, артистов, нередко говорят, что мы не совсем нормальные люди. Может быть, это действительно так. Совершенно иной метод мышления, режим жизни и прочее… Так или иначе, артист, играя какую-то роль, проживает жизнь своего героя, вместе с ним огорчается и радуется, плачет и смеется. Это стоит больших эмоциональных, психоэнергетических затрат. Даже просто выход на сцену в концерте требует большого нервного напряжения. Между тем, необходимость понимания этих обстоятельств я ни у кого никогда не встречал.

Что касается мнения Михаила Гаркави, то Вы приводите его грубо и, я бы сказал, неуважительно. Это так вырвано из контекста, поэтому непонятно, что, собственно, имеется в виду: какое актерство, какая шизофрения? Я, в отличие от Вас, хорошо знал Михаила Наумовича, и думаю, что это либо фрагмент какой-то шутки, либо Вы просто это сочинили или спутали. Когда кого-то цитируете, не надо ничего путать и желательно делать сноски на источник информации.

Вот, например, я не так давно прочитал в Интернете интервью Г. Хазанова киевскому медиамагнату Д. Гордону, в котором Хазанов рассказал некую историю моего письма Л.О.Утесову, в котором я жалуюсь, что похож на А. Райкина и это обстоятельство создает мне большие проблемы на сцене. Вот взял человек и ляпнул. Может, ему так захотелось, может, настроение у него было такое — ведь жанр-то с его точки зрения, умер. Но только на самом деле никакого письма Утесову я никогда не писал. Мне и не нужно было этого делать: мы дружили восемнадцать лет и, если я о чем-то с ним хотел поговорить, то делал это не в эпистолярной форме. Кстати, именно Утесов отговорил меня уходить от него в театр Моссовета к Ю.А.Завадскому, поскольку считал, что у меня яркая индивидуальность на эстраде и именно здесь меня ждет большое будущее. Словом, все перевернуто вверх тормашками, потому что кому-то, видите ли, чего-то захотелось или показалось.

Вам сколько лет по самоощущению?

— Как говорит мой персонаж – многолетний старик: «Там, внутри, я — еще совсем пацан!» Я – молод, когда смотрю на своих молодых друзей, когда любуюсь женщинами, когда хочу еще что-то сделать в искусстве. На сколько лет я себя чувствую? Когда как! Иногда мне кажется, что я прожил десять жизней.

Можете вспомнить кино или спектакль, которые вызвали слезы?

— Таких спектаклей много, да и фильмов тоже. Например, последний фильм, который я посмотрел — «Письма к Джульетте». Должен заметить, что в момент просмотра, когда я определяю, что это произведение или конкретное исполнение есть истинное искусство, меня всегда пробивают слезы. Причем, это происходит в любом жанре. Я помню несколько таких моментов в фильмах Ч. Чаплина.

Евгений Ваганович, огромное Вам спасибо за вашу «Смехопанораму»! Не смотря на свой ранний выход в эфир, смотреть её очень интересно. Время с программой летит незаметно. Но почему уже два года как не проводятся концерты-съёмки «Смехопанорамы»? Это связано с кризисом, или ещё достаточно материала есть в Вашей видеотеке для показа в программе?

— Спасибо вам на добром слове.

Материалов у нас, действительно, много. Вы угадали: с кризисом бюджет передачи был сильно урезан и таких возможностей, которые Вы называете, у нас пока нет. Что касается раннего эфира, то, по-моему, в наше время это уже не такая проблема: можно легко научиться ставить свой магнитофон на запись. Я, например, запрограммировал магнитофон на весь год, чтобы он мне по воскресеньям в одно и то же время на жесткий диск писал эту передачу.

В 1999 году вы провели конкурс «Кубок юмора», после которого вышло довольно много хороших юмористов, которые и по сей день выступают на эстраде. Как Вы думаете, не пора ли сейчас сделать что-то подобное?

— По идее, конечно, пора – срок-то прошел большой. Последний конкурс, который мы проводили, был в 2002 году. Но молодые таланты появляются не потому, что проводятся конкурсы — конкурсы лишь только фиксируют это появление. А потому что таланты приходят в жанр.

А сейчас основной приток молодых ребят, как артистов, так и авторов, из различных нетеатральных ВУЗов, увлекшихся этой профессией, происходит из КВНа, который определил стилистику, так называемого, «молодого юмора», как стёб и подколы, «обсыпанные» слэнгом из «подворотни». Это такая западная манера. К нашим традициям и менталитету не имеющая никакого отношения. Кстати, на западе уже заканчивают с ней, а мы только начинаем. Но не это главное. Главное, что эти молодые люди не нацелены познавать и развивать актерское мастерство. А зачем? Они уже и так «звезды»! Заметьте, они научились только хохмить, а вот чтобы сыграть какую-нибудь роль или сделать эстрадный номер в виде монолога, сценки, мы пока не видим. Их авантюры в кино в счет не идут. Но опять и не это главное. Главное то, что все это служит ориентиром для молодых людей, как и что делать в юморе. Поэтому скажу так: конкурс, конечно надо проводить, но приятных сюрпризов ожидать не приходится.

Журнал «Театрал» в одном из последних выпусков поднял тему пожилых актеров. Нужны ли они театру и нужен ли театр им? Казалось, что ответ очевиден – драматургия в основном опирается на молодежь, и далеко не в каждый спектакль нужны актеры пожилого возраста. Странным показалось, что многие артисты, чей возраст между «молодыми» и «пожилыми», не захотели отвечать на заданный вопрос. А те, кто ответил, сказали: «ДА! Пожилые актеры нужны – без них театр утратит свои традиции». А каково Ваше мнение на данную тему?

— Тема очень сложная и многоступенчатая. Одним ответом отделаться невозможно.

Первое – во всех нормальных цивилизованных странах пожилые актеры – это богатые люди, которым не нужно подрабатывать, чтобы прокормить себя. Я уже говорил о том, что мы – единственная страна, которая не платит «потиражные» артистам. То есть, если фильм или спектакль показывают по телевидению или в кино, то все актеры – участники представления – получают долю с вырученных денег. Я видел в лондонских театрах старых артистов, работающих билетерами, администраторами, продавцами сувениров и прочее… Поинтересовался, сколько они получают? Представьте себе, они работают бесплатно, потому что материально не нуждаются! У них – простое желание оставаться приобщенными к театральному процессу. Они еще спорят друг с другом, кто сегодня будет работать и нередко работают в очередь через день.

Второе – пожилые артисты очень нужны театру, чтобы преподавать, делиться опытом, быть наставниками, которых, кстати, явно не хватает нашим молодым артистам, делающим грубейшие ошибки всякого рода, которых можно было избежать.

Третье – а кто сказал, что в спектаклях нет персонажей пожилого возраста? Кто их будет играть? Молодые? А зачем, если есть натуральные.

Евгений Ваганович как Вы относитесь к современному цирку, к примеру, Цирк на Цветном бульваре традиционный, хотя он и позиционирует себя как цирк-модерн, но разве сейчас он остается верен жанру? Нет «никулинского» шарма, ушло очарование Карадаша. А новомодный канадский «Цирк дю Солей» – шоу у которого есть единый сюжет, там делается ставка на хореографию, спецэффекты, свет и звук. Но разве это цирк, а не его элементы, не театр на арене?

— Я – не специалист по современному цирку. Одно могу сказать с уверенностью: что таких артистов, какие были раньше, сейчас я не знаю. Особенно, это касается клоунады. Были не просто клоуны, а яркие, одаренные люди – личности, добивавшиеся всенародной любви, а значит, как мы сегодня с вами определили, полного взаимопонимания со своим народом. Каждый из них был по-своему хорош, вызывая у зрителя огромный круг различных положительных эмоций и даже эстетическое наслаждение. Да, да… Такое бывает: смешной, обаятельный облик клоуна, от которого исходит юмор, замешанный на доброте, насыщенный виртуозной выдумкой, профессиональными цирковыми умениями и прочим, прочим, приводит вас к восторгу, а память фиксирует его на многие годы, и хочется посмотреть его еще и еще…

Какие проекты и роли интересны вам сегодня? Зарождается что-то новое?

— Любой актер в нашем жанре подчиняется логике, сформулированной когда-то Лихтенбергом: «В юморе, как в музыке: чем больше понимаешь, тем тоньше созвучий желаешь». Конечно же, мне бы хотелось, чтобы мой современный репертуар блистал и юмором, и остроумием, чтобы было и смешно, и многослойно по смыслу. Но, увы! Далеко не все авторы нацелены на то, чтобы перепрыгнуть эту довольно высокую планку. А я, как вы понимаете, очень зависим от драматургии. Более всего я ценю трагикомическую краску. И если она мне удается, то это мне очень интересно.

А что сегодня в Вашем «творческом портфеле»?

— Весь мой репертуарный портфель я представил в юбилейном концерте, который снят на ТВ и в будущем году обязательно выйдет в эфир в полном объеме. Правда, название этого концерта должно быть другим. Раньше он назывался «65 – я молодой опять!» Но юбилей прошел, а концерт остался. Мы еще его называли «Психопанорама». Но, может быть, для телевидения это не совсем подходит. Буду думать над названием. Может, вы посоветуете? Ведь многие из вас были на этой съемке. Наверное, стоит объявить конкурс. Это будет очень оригинально: зрители придумывают название концерта.

Что касается остальных планов, то моя жизнь устроена таким образом, что она все время творчески развивается: постоянно идет работа с авторами, проходят репетиции, обсуждаются новые сценарии моих передач, идет поиск новых форм и приемов. Жизнь продолжается.

Это очень приятно, что вы со мной разговариваете, как с молодым, который еще только должен нащупать свое будущее и открыть новые пути.

Что Вы пожелали бы себе, артисту-Петросяну и человеку-Петросяну?

— Долголетия, но с категорическим условием: при ясном уме и хорошей памяти.

Чтобы Вы пожелали своим зрителям в канун Нового года?

— Счастья и добра!